Московский архитектурный институт (кафедра русского языка, и.о. заведующего)
с 01.01.2023 по 01.01.2023 Москва, г. Москва и Московская область, Россия
ББК 85 Искусство. Искусствознание
В современном архитектурном дискурсе очень сильно постмодернистское начало. В первую очередь это влияет на терминологию. Данное исследование показывает, что это не столько постмодернистское влияние, сколько исконное состояние архитектуры, которое можно назвать синкретическим.
постмодернизм, термин, терминоид, междисциплинарный, синтез, дао, синкретика
О так называемом постмодернистско-деконструктивистско-постструктуралистском комплексе в современном, преимущественно гуманитарном, знании сказано и написано очень много. Здесь выработалась разветвленная и очень противоречивая терминология, которую, вместе с тем, нельзя и назвать терминологией в строгом смысле этого слова. Скорее, речь идет о весьма расплывчатых многозначных терминоидах [1, с.739] и даже, совсем уже «творчески» выражаясь, «терминафорах» («термин» + «метафора»).
В этом смысле постмодернистский дискурс сам является одновременно теми самыми столь раскрученными симулякром и ризомой, которые так активно используются учеными. Очень многие научные и околонаучные тексты живут в режиме такой вот «имитационной грибницы».
Сразу отметим: это и ни «хорошо» и ни «плохо», если, конечно, мы не имеем дело с откровенной халтурой. Это данность, вызванная многими причинами, прежде всего – своего рода «бумом междисциплинарности», «диктатурой комплексного подхода». Кроме того, своего рода идеей фикс науки в XX–XXI вв. был поиск синтеза точного знания (т.н. сциентизм) и знания гуманитарного (т.н. антропологизм). Как сейчас говорят, «в сухом остатке» этого напряженного поиска оказалась масса якобы «точных» метаязыков, описывающих «неточную» антропологическую материю. «Точные» языки бесконечно усложнялись, приобретали сотни и сотни чисто цеховых, герметических кодов, отталкивались, переплетались. Результат – тот самый постмодернистский дискурс, о котором идет речь.
Автор данной статьи, будучи по образованию лингвистом, долгое время работал в сфере культурологии и регионоведения. В дальнейшем «судьба свела» и с архитекторами.
Картина получилась очень интересная. Сейчас мы к ней вернемся, но сначала небольшое, совсем не лирическое отступление.
В принципе вся эта постмодернистская ризома была в философском смысле очень грамотно решена еще древними китайцами. Есть твердая, устойчивая терминология. Это – Ян. Есть «туманный антропологизм». Это – Инь. Инь и Ян – не антитеза, не бинарная оппозиция. Их системная взаимосвязь прекрасно освещается в классической древнекитайской «Книге перемен». Главный же закон развития жизни – дао, главное свойство которого заключается в том, что его нельзя определить. Не противопоставляются друг другу по принципу первичности и пять китайских первоэлементов (огонь, вода, воздух, металл, дерево), в отличие от четырех индоевропейских. У европейцев же метафизика (Ян) и диалектика (Инь) вечно спорят друг с другом. Кстати сказать, современные китайские учащиеся, даже самые продвинутые, как показывает большой опыт общения с ними, безнадежно равнодушны к метаниям Делеза, Деррида, Эко и т.д.
Итак, о лингвистике, культурологии, регионоведении и архитектуре.
В языке есть системные отношения и отношения полевые. Суффикс – это, так сказать, Ян. А вот «семантика прозрения в метафорах символистов» – Инь. И все же терминологический каркас лингвистики очевиден.
Когда появилась дисциплина «культурология», возникло много сомнений по поводу ее«легитимности». Например, еще в 90-х годах прошлого века профессор Ю.В. Рождественский совсем не безосновательно утверждал, что необходимо говорить о «культуроведении», а не о«культурологии», потому что «логия» подразумевает систематизацию и классификацию, а в культуре этого крайне мало[3]. Да и междисциплинарность здесь явно зашкаливает. На совете по культурологии на одном заседании могли, к примеру, защищаться диссертации «Концепт пути в творчества Н.С. Лескова» и «Народные монгольские музыкальные инструменты: традиции и современность». Ничего «криминального», но, согласитесь, странно. Очень уж широко.
Появление регионоведения не прояснило ситуацию, но привнесло в нее еще больше «сциентизма». Прежде всего подключилась экономика.
Лет пятнадцать назад, например, в обиход плотно вошло понятие «кластер». Чуть ли не треть дипломов и магистерских диссертаций по регионоведению защищалась по «кластерам». Автомобильных в Италии, молочных в Вологодской области и т. д. и т. п. Первый вопрос, который задавался соискателю, был следующий: имеете ли вы экономическое образование? Ответ – нет. Экономисты-рецензенты разводили руками.
В принципе и культурологические диссертации про монгольские музыкальные инструменты и лесковский концепт пути могли быть легко защищены как регионоведческие. Без специального музыкального или филологического образования. Мы сделали в свое время попытку навести хоть какой- то порядок [2, с.5-14], но это слишком обширная область: все разом не охватишь. Да и надо ли? Но об этом ниже.
Работая со студентами и аспирантами МАРХИ, в том числе и бывшими, мы провели следующий эксперимент, или, как сказали бы филологи, полевое исследование. Информантам (около 50 человек) было предложено привести 15-20 архитектурных терминов, которые можно считать ключевыми для их исследований. Подавляющее большинство работ было посвящено градостроительству.
Весь полученный материал можно разделить на две группы.
Первая группа (примерно 30%) представляет собой словосочетания, иногда весьма развернутые, содержащее некую терминологическую доминанту, отсылающую именно к архитектуре:архитектура, архитектурный, градостроительный, город, пространство и т.п. Например, зеленая архитектура, архитектурное зонирование, архитектурная проницаемость, дизайн архитектурной среды, градостроительная емкость, когнитивная архитектура и т.д. Нередко здесь встречаются и вопиющие семантические тавтологии, к примеру: морфология пространственного формообразования, интегрирование объединенных архитектурных зон. Но это – неизбежные «издержки производства».
Подчеркнем: весь этот материал рассматривается нами скорее как «языковое подсознание» информантов, «лингвокультурное дао» их языковых и профессиональных личностей. Ценность их (и их научных руководителей) архитектурного терминотворчества ни в коей мере не ставится под сомнение. Тем более, что мы скорее разделяем древнекитайский подход к «мировому дискурсу», чем современный западно-постмодернистский.
Вторая группа (примерно 70%) языковых единиц не содержит абсолютно никаких доминантных отсылок к архитектуре как таковой. Приведем примеры: стартап, экотуризм, промышленный кластер, город-побратим, технологическая цепочка, геймификация, философия мультикультурализма, гуманистическое планирование, исторический подтекст, теплообмен, территориальное управление, креативная индустрия, конверсия, система расселения, модернизация, перспективы многофункциональности, биотип и т.п. Как видим, здесь и экономика, и экология, и физика, и биология, и история, и философия, и культурология, и геополитика, и много чего еще. Причем информанты, зная, что все эти термины многофункциональны, междисциплинарны, нисколько не сомневаются в том, что они «законно архитектурны». И даже – в первую очередь.
В сущности, наш скромный опрос, как нам кажется, наглядно демонстрирует тот факт, что архитектурная наука, пожалуй, самая «всеотзывчивая», если использовать крылатый «мем» Ф.М. Достоевского. Кстати, в числе прочих зафиксированных в опросе архитектурных терминов встречается и такой: архитектурная меметика. Архитектура – это «пантеон», если угодно – «мусейон» наук.
Несколько, может быть, противореча заявленной теме, мы хотели бы сделать следующий вывод-гипотезу.
Современный архитектурный дискурс лишь на самый поверхностный взгляд является «насквозь» постмодернистским. Это слишком близкая ретроспекция. Архитектура имеет в сотни раз более долгую историю, чем тот самый постмодернистско-деконструктивистско-постструктуралистский комплекс, с которого мы начали.
По сравнению с массой иных наук, возникших в последние десятилетия и неизбежно ставших междисциплинарно-синтетическими, архитектура не столько синтетична, сколько исконно-синкретична. В этом ее сущность, ее, опять же, «дао».
Достаточно взять тексты великих архитекторов от Брунеллески до Ле Корбюзье и Райта и без всякой предвзятости сопоставить их типологически с текстами современных дипломов и диссертаций, защищаемых в МАРХИ, – и все станет ясно про исконную и неизбывную «архитектурную синкретику».
Надеемся, кто-то когда-нибудь возьмет на себя ответственность проделать эту работу.
1. Елистратов, В. Термины и терминоиды в современном архитектурном дискурсе / В. Елистратов // Наука, образование и экспериментальное проектирование в МАРХИ: Тезисы докладов международной научно-практической конференции профессорско-преподавательского состава, молодых ученых и студентов. - Москва: МАРХИ, 2022.- С. 739.
2. Елистратов, В. Регионоведение: «ищите термин!» / В. Елистратов // Актуальные проблемы регионоведения. Выпуск первый. - Москва: МГУ, 2004. - С. 5-14.
3. Рождественский, Ю. Введение в культуроведение / Ю. Рождественский.- Москва, 1996.
